Неточные совпадения
Черные фраки мелькали и носились врознь и кучами там и там, как носятся мухи на белом сияющем рафинаде в пору
жаркого июльского лета, когда старая ключница рубит и делит его на сверкающие обломки перед открытым окном; дети все глядят, собравшись вокруг, следя любопытно за движениями жестких рук ее, подымающих молот, а воздушные эскадроны мух, поднятые легким
воздухом, влетают смело, как полные хозяева, и, пользуясь подслеповатостию старухи и солнцем, беспокоящим глаза ее, обсыпают лакомые куски где вразбитную, где густыми кучами.
Лидию он встретил на другой день утром, она шла в купальню, а он, выкупавшись, возвращался на дачу. Девушка вдруг встала пред ним, точно опустилась из
воздуха. Обменявшись несколькими фразами о
жарком утре, о температуре воды, она спросила...
Нет, тонкими ароматами этой удивительной почвы, питающей северные деревья и цветы рядом с тропическими, на каждом клочке земли в несколько сажен, и не отравляющей
воздуха никаким ядовитым дыханием
жаркого пояса.
Все это сильно растворяется в
жарком индийском
воздухе и разносится всюду.
Но и вечером, в этом душном томлении
воздуха, в этом лунном пронзительном луче, в тихо качающихся пальмах, в безмятежном покое природы, есть что-то такое, что давит мозг, шевелит нервы, тревожит воображение. Сидя по вечерам на веранде, я чувствовал такую же тоску, как в прошлом году в Сингапуре. Наслаждаешься и страдаешь, нега и боль! Эта
жаркая природа, обласкав вас страстно, напутствует сон ваш такими богатыми грезами, каких не приснится на севере.
Под этим небом, в этом
воздухе носятся фантастические призраки; под крыльями таких ночей только снятся
жаркие сны и необузданные поэтические грезы о нисхождении Брамы на землю, о
жаркой любви богов к смертным — все эти страстные образы, в которых воплотилось чудовищное плодородие здешней природы.
Не остывшие после душной ночи камни улиц, домов и железо крыш отдавали свое тепло в
жаркий, неподвижный
воздух.
У маньчжурского жаворонка хватало еще сил описывать круги по
воздуху и звонким пением приветствовать
жаркое лето.
День выпал томительный,
жаркий. Истома чувствовалась во всем. Ни малейшего дуновения ветра. Знойный
воздух словно окаменел. Все живое замерло и притаилось. В стороне от дороги сидела какая-то хищная птица, раскрыв рот. Видимо, и ей было жарко.
День был
жаркий, солнечный. На небе не было ни одного облачка, но в
воздухе чувствовался избыток влаги.
Хотя время еще раннее, но в рабочей комнате солнечные лучи уже начинают исподволь нагревать
воздух. Впереди предвидится
жаркий и душный день. Беседа идет о том, какое барыня сделает распоряжение. Хорошо, ежели пошлют в лес за грибами или за ягодами, или нарядят в сад ягоды обирать; но беда, ежели на целый день за пяльцы да за коклюшки засадят — хоть умирай от жары и духоты.
В самое
жаркое лето
воздух был насыщен влажными испарениями и наполнен тучами насекомых, которые не давали покою ни людям, ни скотине.
Хаос весенней неурядицы смолк. Под
жаркими лучами солнца работа природы входила все больше и больше в свою колею, жизнь как будто напрягалась, ее поступательный ход становился стремительнее, точно бег разошедшегося поезда. В лугах зазеленела молодая травка, в
воздухе носился запах березовых почек.
Надежд! надежд! сколько темных и неясных, но благотворных и здоровых надежд слетают к человеку, когда он дышит
воздухом голубой, светлой ночи, наступающей после теплого дня в конце марта. «Август теплее марта», говорит пословица. Точно,
жарки и сладострастны немые ночи августа, но нет у них того таинственного могущества, которым мартовская ночь каждого смертного хотя на несколько мгновений обращает в кандидата прав Юстина Помаду.
И в хрустально-чистом холодном
воздухе торжественно, величаво и скорбно разносились стройные звуки: «Святый боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас!» И какой
жаркой, ничем ненасытимой жаждой жизни, какой тоской по мгновенной, уходящей, подобно сну, радости и красоте бытия, каким ужасом перед вечным молчанием смерти звучал древний напев Иоанна Дамаскина!
Солнце склонялось к западу и косыми
жаркими лучами невыносимо жгло мне шею и щеки; невозможно было дотронуться до раскаленных краев брички; густая пыль поднималась по дороге и наполняла
воздух.
День
жаркий и удушливый; в городе невозможно оставаться: пыль, известь, перестройки, раскаленные камни, отравленный испарениями
воздух…
Она медлила уходить и стояла, прислонившись к двери. В
воздухе пахло от земли и от камней сухим, страстным запахом
жаркой ночи. Было темно, но сквозь мрак Ромашов видел, как и тогда в роще, что лицо Шурочки светится странным белым светом, точно лицо мраморной статуи.
Ночь была полна глубокой тишиной, и темнота ее казалась бархатной и теплой. Но тайная творческая жизнь чуялась в бессонном
воздухе, в спокойствии невидимых деревьев, в запахе земли. Ромашов шел, не видя дороги, и ему все представлялось, что вот-вот кто-то могучий, властный и ласковый дохнет ему в лицо
жарким дыханием. И бы-ла у него в душе ревнивая грусть по его прежним, детским, таким ярким и невозвратимым вёснам, тихая беззлобная зависть к своему чистому, нежному прошлому…
Был тот особенный период весны, который сильнее всего действует на душу человека: яркое, на всем блестящее, но не
жаркое солнце, ручьи и проталинки, пахучая свежесть в
воздухе и нежно-голубое небо с длинными прозрачными тучками.
Город был насыщен зноем, заборы, стены домов, земля — всё дышало мутным, горячим дыханием, в неподвижном
воздухе стояла дымка пыли,
жаркий блеск солнца яростно слепил глаза. Над заборами тяжело и мёртво висели вялые, жухлые ветви деревьев, душные серые тени лежали под ногами. То и дело встречались тёмные оборванные мужики, бабы с детьми на руках, под ноги тоже совались полуголые дети и назойливо ныли, простирая руки за милостыней.
…Весна была
жаркая, грозила засухой, с болот поднимался густой, опаловый туман и, растекаясь в безветренном
воздухе, приносил в город душный, кислый запах гниющих трав.
Незаметно прошёл май,
жаркий и сухой в этом году; позеленел сад, отцвела сирень, в молодой листве зазвенели пеночки, замелькали красные зоба тонконогих малиновок;
воздух, насыщенный вешними запахами, кружил голову и связывал мысли сладкою ленью.
В
воздухе парило, и день обещал быть нестерпимо
жарким.
К любимому солдатскому месту, к каше, собирается большая группа, и с трубочками в зубах солдатики, поглядывая то на дым, незаметно подымающийся в
жаркое небо и сгущающийся в вышине, как белое облако, то на огонь костра, как расплавленное стекло дрожащий в чистом
воздухе, острят и потешаются над казаками и казачками за то, что они живут совсем не так, как русские.
— Сейчас согреемся! — утешил меня Иваныч, отворяя дверь в низкое здание кубочной, и через сени прошли в страшно
жаркую, с сухим жгучим
воздухом палату.
По этим чугунным, массивным, в два обхвата шириною трубам
воздух проходил сквозь каупера, нагревался в них горящими газами до шестисот градусов и оттуда уже проникал во внутренность доменной печи, расплавляя руду и уголь своим
жарким дуновением.
Егорушка послушал немного, и ему стало казаться, что от заунывной, тягучей песни
воздух сделался душнее,
жарче и неподвижнее…
Словно тысячи металлических струн протянуты в густой листве олив, ветер колеблет жесткие листья, они касаются струн, и эти легкие непрерывные прикосновения наполняют
воздух жарким, опьяняющим звуком. Это — еще не музыка, но кажется, что невидимые руки настраивают сотни невидимых арф, и всё время напряженно ждешь, что вот наступит момент молчания, а потом мощно грянет струнный гимн солнцу, небу и морю.
Изрезанный уступами каменистый берег спускается к морю, весь он кудрявый и пышный в темной листве винограда, апельсиновых деревьев, лимонов и фиг, весь в тусклом серебре листвы олив. Сквозь поток зелени, круто падающий в море, приветливо улыбаются золотые, красные и белые цветы, а желтые и оранжевые плоды напоминают о звездах в безлунную
жаркую ночь, когда небо темно,
воздух влажен.
Село стояло на пригорке. За рекою тянулось топкое болото. Летом, после
жарких дней, с топей поднимался лиловатый душный туман, а из-за мелкого леса всходила на небо красная луна. Болото дышало на село гнилым дыханием, посылало на людей тучи комаров,
воздух ныл, плакал от их жадной суеты и тоскливого пения, люди до крови чесались, сердитые и жалкие.
Они вошли сначала в сени, потом в страшно
жаркую, наполненную сухим, жгучим
воздухом комнату.
Бойня находилась за кладбищем, и раньше я видел ее только издали. Это были три мрачных сарая, окруженные серым забором, от которых, когда дул с их стороны ветер, летом в
жаркие дни несло удушливою вонью. Теперь, войдя во двор, в потемках я не видел сараев; мне все попадались лошади и сани, пустые и уже нагруженные мясом; ходили люди с фонарями и отвратительно бранились. Бранились и Прокофий и Николка так же гадко, и в
воздухе стоял непрерывный гул от брани, кашля и лошадиного ржанья.
В это
жаркое утро
воздух был прозрачен, поэтому против нас ясно виднелась линия строений Сигнального Пустыря. Бот взял с небольшим ветром приличный ход. Эстамп правил на точку, которую ему указал Дюрок; затем все мы закурили, и Дюрок сказал мне, чтобы я крепко молчал не только обо всем том, что может произойти в Пустыре, но чтобы молчал даже и о самой поездке.
Один раз летом возвращался я откуда-то из-за Невы; погода была ясная и
жаркая; но вдруг с Ладоги дохнул ветер; в
воздухе затряслось, зашумело; небо нахмурилось, волны по Неве сразу метнулись, как бешеные; набежал настоящий шквал, и ялик, на котором я переправлялся к Румянцевской площади, зашвыряло так, что я едва держался, а у гребца то одно, то другое весло, не попадая в воду и сухо вертясь в уключинах, звонко ударялось по бортам.
Вслед за часами ноги Давыда вскидываются вверх — и сам он весь, головою вниз, руки вперед, с разлетевшимися фалдами куртки, описывает в
воздухе крутую дугу — в
жаркий день так вспугнутые лягушки прыгают с высокого берега в воду пруда — и мгновенно исчезает за перилами моста… а там — бух! и тяжкий всплеск внизу…
День был
жарок,
воздух сух и переливался струями.
Оставя в стороне охоту, уже непонятную в зрелом возрасте, я не могу, однако, вспоминать без живого удовольствия, как хороши были эти ночевки в поле, после
жаркого дня, в прохладном ночном
воздухе, напоенном ароматами горных, степных трав при звучном бое перепелов, криках коростелей и посвистываньях тушканчиков и сурков.
Раскаленный гребень чесал солому крыш, кривые огненные пальцы перебирали плетни, играя на них, как на гуслях, в дымном
воздухе разносилось злорадно ноющее,
жаркое пение пламени и тихий, почти нежно звучавший треск тающего дерева.
Любуясь призрачной картиной, окружённой тишиной и блеском ещё не
жаркого солнца, вдыхая вместе с
воздухом песни жаворонка, полные счастья жить, Ипполит Сергеевич ощущал в себе возникновение нового для него, приятного чувства покоя, ласкавшего ум, усыпляя его постоянное стремление понимать и объяснять.
День был
жаркий, безветренный. Море лежало спокойное, ласковое, нежно-изумрудное около берегов, светло-синее посредине и лишь кое-где едва тронутое ленивыми фиолетовыми морщинками. Внизу под пароходом оно было ярко-зелено, прозрачно и легко, как
воздух, и бездонно. Рядом с пароходом бежала стая дельфинов. Сверху было отлично видно, как они в глубине могучими, извилистыми движениями своих тел рассекали жидкую воду и вдруг с разбегу, один за другим, выскакивали на поверхность, описав быстрый темный полукруг.
В последних числах августа, во время больших маневров, N-ский пехотный полк совершал большой, сорокаверстный переход от села Больших Зимовец до деревни Нагорной. День стоял
жаркий, палящий, томительный. На горизонте, серебряном от тонкой далекой пыли, дрожали прозрачные волнующиеся струйки нагретого
воздуха. По обеим сторонам дороги, куда только хватал глаз, тянулось все одно и то же пространство сжатых полей с торчащими на нем желтыми колючими остатками соломы.
Солнце прошло половину пути и кидало сквозь раскаленный
воздух жаркие лучи на сухую землю.
Трилецкий (встает и садится рядом с Бугровым).
Жаркий нонче темперамент в
воздухе, Тимофей Гордеич!
Полночь небо крыла, слабо звезды мерцали в синей высоте небосклона. Тихо было в
воздухе, еще не остывшем от зноя долгого
жаркого дня, но свежей отрадной прохладой с речного простора тянуло… Всюду царил бесшумный, беззвучный покой. Но не было покоя на сердце Чапурина. Не спалось ему в беседке… Душно… Совсем раздетый, до самого солнышка простоял он на круче, неустанно смотря в темную заречную даль родных заволжских лесов.
Любы Земле Ярилины речи, возлюбила она бога светлого и от
жарких его поцелуев разукрасилась злаками, цветами, темными лесами, синими морями, голубыми реками, серебристыми озера́ми. Пила она
жаркие поцелуи Ярилины, и из недр ее вылетали поднебесные птицы, из вертепов выбегали лесные и полевые звери, в реках и морях заплавали рыбы, в
воздухе затолклись мелкие мушки да мошки… И все жило, все любило, и все пело хвалебные песни: отцу — Яриле, матери — Сырой Земле.
Не спалось ему на новом месте. Еще не разгорелась заря, как он уж поднялся с
жаркой перины и, растворив оконце душной светелки, жадно впивал свежий утренний
воздух.
Окно в мезонине не открывалось с самой смерти Веры, и
воздух был сухой и
жаркий, с легким запахом гари от накалившейся за день железной крыши.
Вершины деревьев сливались вдали с синевой неба, и виден был только ленивый полет птиц да дрожание
воздуха, какое бывает в очень
жаркие летние дни.
Стояла середина сентября. День был тихий, облачный и
жаркий. На горизонте со всех сторон неподвижно синели тучи, в
воздухе томило. Сергей с утра выглядел странным. В глазах был необычайный, уже знакомый Токареву блеск, он дышал тяжело, смотрел угрюмо и с отвращением.